Бытует мнение, что всё самое значимое для исхода уголовного дела происходит на этапе следствия. Нередко можно услышать (даже от адвокатов!), что позиция следователя является в процессе определяющей. Разумеется, это не так, но определённая почва для таких мнений действительно существует. О том, всё ли в уголовном процессе предрешено, поговорили с правозащитником Михаилом Виноградовым — создателем ZNBM. ru и одним из лучших в стране специалистов по условно-досрочному освобождению и замене наказаний более мягкими их видами.

Виновата судебная практика

Как вы думаете, почему считается, что всё в уголовном процессе предрешено?

Давайте сразу зафиксируем. Не всё в уголовном процессе предрешено, у стороны защиты есть возможности эффективно взаимодействовать с судом и отстаивать свою позицию.

Но обвинительных приговоров в России больше?

Обвинительных приговоров в любом уголовном процессе больше, в любой стране, даже в самой демократической, с развитым уважением к правам человека.

Но не настолько больше, как у нас?

Почему? Бывает даже ещё больше. Важно понимать, что дела, в которых вина обвиняемого сомнительна, не должны доходить до суда вообще. Следователи должны установить вину, собрать надёжные доводы и передать в суд материалы, после проверки которых суду останется назначить справедливое наказание. В целом, суд имеет право рассчитывать на качественную проработку материалов следствием. Кроме того, эти материалы за следователем проверяет и прокуратура, которая потом защищает позицию следствия в суде.

Почему прокуроры не находят несправедливых обвинительных заключений?

Они находят. Прокуроры достаточно активно возвращают дела следователям. Более того, прокуратура регулярно отказывается от обвинения в суде. Часто благодаря работе адвокатов и правозащитников. А в материалах по УДО и ЗНБМ прокуроры часто сразу поддерживают наши ходатайства.

Прямо поддерживают?

Да. Судья зачитывает ходатайство, запрашивает мнение сторон, и прокурор сразу объявляет, что прокуратура не возражает против удовлетворения ходатайства.

Чудеса какие-то рассказываете.

Почему чудеса? Процессы по УДО и ЗНБМ по своей природе не являются состязательными. Участвующие в них прокуроры называются прокурорами по надзору за соблюдением прав осуждённых. Возражая против УДО, прокурор верит, что защищает права осуждённого.

Какие это?

Прежде всего, право осуждённого на качественное исправление. Вы, конечно, можете возразить, что качественного исправления в российских учреждениях УИС не происходит, но это тема для другого разговора.

Что влияет на мнение общественности о том, что всё в уголовном процессе предрешено?

В первую очередь, судебная практика. Следователи готовят документы достаточно качественно, прокуратура имеет больше возможностей для качественной подготовки позиции обвинения, бесплатные адвокаты мало работают с делом, приходят в суд неподготовленными, мало взаимодействуют с доверителями. Особенно, если те находятся в СИЗО.

Если человек в СИЗО до суда, его точно посадят?

Это довольно вероятно. Скажем, по статистике, если суд не нашёл причин отправить человека в изолятор, ему легче найти доводы и для того, чтобы оставить подследственного на свободе по приговору.

В СИЗО часто не отправляют?

Часто. Причём, часто стражных мер не требуют и следователи. Почти никогда не попадают в изоляторы обвиняемые в делах о ДТП, задержанные с небольшим количеством наркотиков, мелкие воры, жулики. Если человек впервые обвиняется в преступлении небольшой и средней тяжести, у него есть все шансы остаться на свободе как до суда, так и после.

Вы относите домашний арест к «остаться на свободе»?

Разумеется. Домашний арест и разного рода другие ограничения всё равно позволяют лучше подготовиться к защите, больше взаимодействовать с адвокатами, читать литературу, знакомиться с судебной практикой. Да и выглядеть на суде честным человеком проще, когда ты пришёл туда из дома.

Подсудимый — ещё не преступник

Вы считаете, что внешность подсудимого влияет на приговор?

Встречают ведь по одёжке. В одном процессе на скамье подсудимых находится обычный парень, улыбчивый, готовый к вопросам обвинения и суда. В другом процессе там сидит человек, который провёл в изоляторе два года — усталый, с жёлтым лицом, навьюченный рассказами сидельцев, видевший адвоката три раза в жизни. В третьем — человек в тюремной робе, бритый наголо, потерявший всякую надежду, да ещё сидящий за решёткой. Вот, вы судья. Кого легче освободить? Чисто психологически.

Но ведь суд должен опираться на другие факторы.

Суд должен опираться на все факторы. В том числе и на данные о личности подсудимого. Внешний вид человека, его речь, его способность говорить складно и уверенно, его отношение к участникам процесса — всё это является для судьи факторами, дополняющими данные о личности.

Если человек в СИЗО, его легче осудить, чем отпустить?

Это провокационный вопрос. Случаи, когда человек получает срок, рассчитанный таким образом, чтобы зачесть проведённое в СИЗО время, нередки. Я имею в виду те случаи, когда можно было признать невиновным, но назначили подходящий срок и освободили. В этом есть определенная логика, государству не хочется компенсаций выплачивать и всего вот этого.

Но это несправедливо?

Это несправедливо, но это компромисс, на который согласны обычно и адвокаты, и прокуроры, и обвиняемые.

Для этого нужно признать вину?

Не всегда. Но признание вины для суда является важным фактором исправления. Отрицать вину тоже можно по-разному. Признать вину — не всегда равно согласиться с обвинением. Часто как раз не равно.

Это разные вещи?

Конечно. В делах о ДТП мы часто с этим сталкиваемся, в делах о распространении наркотиков, ещё в ряде дел.

Как это?

Например, девочка купила наркотики и половину передала другу, получив от него часть денег. Для обвинения это распространение, продажа наркотиков, а для обвиняемой — нет.

А для общества?

Для общества это беда, для борьбы с которой нужно не сажать девочек и мальчиков в тюрьму, а бороться с наркотрафиком.

Суд способен это понимать?

Суд действует в интересах общества. У нас есть кейсы, в которых суд признавал такие сделки покупкой для совместного употребления.

Верховный суд?

Вы намекаете на конкретный кейс, но случаи бывают разные. Я уверен, что можно и нужно такие вещи защищать на этапе следствия, со следователями лучше работать, к материалам более требовательно относиться. В моей практике мало дел, которые находятся на этом этапе. К нам приходят, когда все простые пути уже не сработали.

Бытует мнение, что чудеса бывают только в Верховном суде.

Некоторые адвокаты рассказывают, что апелляции и кассации ничего не решают, и обещают чудеса в Верховном суде. Таких, как правило, нужно гнать в шею.

Вы когда-нибудь пропускаете инстанции?

В делах об УДО мы иногда пропускаем апелляцию и сознательно лучше готовимся к кассации, где коллегия судей более высокой квалификации и, например, у нас складывается более качественная практика. Знаю, что так иногда делают, например, ребята из «Института УДО». Это очень компетентная команда.

Хвалите конкурентов?

Я работаю в той зоне правосудия, где нет конкуренции.

А что есть?

Есть общие цели и задачи, есть коллективная практика, для которой очень важны положительные исходы. У коллег отличные результаты, я часто ссылаюсь на дела, в которых они добились успеха, они, очевидно, используют какие-то мои результаты. Цель — изменить практику и помочь судам принимать более осмысленные, справедливые, правосудные решения.

В своём телеграм-канале вы недавно написали, что прокурор — не враг адвоката.

И готов ещё раз повторить это.

А кто?

Оппонент. Это только кажется, что у обвинения и защиты противоположные функции, потому что процесс состязателен по природе. В красном углу ринга прокурор, в синем адвокат. На самом деле, задача у нас общая — справделивое наказание для виновных, освобождение и реабилитация невиновных.

Прокуроры с вами согласны?

Я не воюю с прокурорами, если они качественно делают свою работу. Как правило, у нас получается выстраивать взаимопонимание.

Договариваетесь?

Ищем общее понимание справедливости.

Это не коррупция?

Это уголовный процесс. У каждого свои представления о справедливости. Если баланс найден, это хорошо для процесса и для общества. Прокурор может подойти в перерыве и предложить вариант развития событий.

Как это?

Подойдёт, например, и предложит согласиться с обвинением взамен на более низкий срок или условия содержания. Например, может предложить колонию-поселение вместо общего режима.

Соглашаетесь?

Тут решение всегда принимает обвиняемый. Ситуации разные. Иногда стоит согласиться на меньший срок или уехать в посёлок, где нет ограничений по свиданиям и передачам. Многое зависит от того, совершил ли человек преступление, содержится ли он в СИЗО, хочет ли доказать свою невиновность или получить более мягкое наказание.

Суды берут взятки?

Никто не поверит, если я скажу, что нет. Но это не является, на мой взгляд, каким-то массовым явлением. Кроме коррупции есть и более опасные факторы, влияющие на исход уголовного дела.

Например?

Телефонное право, традиции конкретного суда, влияние председателя, персональная практика судьи, общественный резонанс.

Плохие адвокаты?

Разумеется. В деле Михаила Ефремова, например, на мой взгляд, за суровый приговор стоит «благодарить» защиту, которая последовательно доводила суд в течение всего процесса. Приговор законный, но не особенно справедливый. Излишне жестокий.

Дело Михаила Ефремова

Преступление тоже страшное.

И нет прощения Михаилу Ефремову за то, что он сделал. Просто факт преступления не должен автоматически означать жестокого наказания. Оно всегда должно быть справедливым, то есть достаточным для исправления.

Ефремова можно было не сажать в тюрьму?

Я бы отправил его в колонию-поселение, этого было бы достаточно для исправления.

А срок?

Срок часто не является определяющим фактором. Условия содержания влияют больше. Человек должен принять своё наказание, согласиться с ним. Мне кажется, что Михаил Олегович считает, что его засудили. От этого мнения недалеко до самооправдания. И вот это недопустимо. Это мешает качественному исправлению.

В посёлке лучше, чем на зоне?

В посёлке ты меньше оторван от общества. Ефремов — публичный человек, у него широкий круг общения. В колонии сложно организовать свидание, сложно получать книги, вести объёмную переписку. В посёлке с этим проще и человек может оставаться членом общества. Общество способно очень эффективно помогать человеку исправляться. К тому же культурный человек способен положительно влиять на окружение. Осуждённым за преступления небольшой и средней тяжести Михаил Ефремов мог бы дать больше, чем своим текущим соседям по бараку. Это всё, конечно, моё персональное мнение.

Он там в библиотеке вроде работает. Разве плохо?

В театре вроде даже играет или ставит что-то. Для учреждения это очень хорошо, но важнее, как это для осуждённого. Ему исправляться, в этом цель лишения свободы.

Его освободят по УДО?

Не вижу препятствий.

Другим человеком выйдет на свободу?

Не сомневаюсь.

Исход уголовного дела почти никогда не предрешён

Давайте вернёмся к предрешённости исхода уголовного дела. Что нужно сделать, если кажется, что всё уже решено?

Во-первых, нужно успокоиться и определиться со своими целями в уголовном процессе. Цель должна быть одна. Доказать невиновность, скостить срок, добиться мягких условий содержания, ещё что-то. Всего и сразу желать не то, чтобы глупо, но точно бесполезно.

Во-вторых, нужно определиться с командой. Родственники, защитники — все должны поддерживать одну цель, на неё работать. Дружно и последовательно, без слёз и истерик. Деловой подход. Вырабатывается позиция, согласовывается со всеми сторонами. Нередко бывает, что подсудимый, его родители и защитники говорят разное, просят о разном, добиваются разного, и тем самым вредят процессу.

Суд присяжных лучше?

Я считаю, что здесь не должно идти речи в категориях «лучше» и «хуже». Можно ли добиться справедливости при рассмотрении дела единолично судьёй? Можно! Проще ли с присяжными? Иногда проще.

В какой инстанции легче добиться справедливости?

Опять вы за старое. В любой можно.

Но чаще можно слышать о результатах в Верховном суде…

Чем выше дело поднимается по инстанциям, тем меньше загрузка судей и тем выше их профессионализм. В Верховном суде судьям легче оторваться от потока, от обвинительного уклона. Они лучше понимают, что формируют практику, что каждое их решение может влиять на десятки и сотни дальнейших дел, а может и на изменения в законодательстве. Если вопрос можно свести до теоретического, его хорошо решать в Верховном суде. Это не легче, это просто другой процесс. Выступление в ВС РФ всегда немного напоминает доклад на крупном юридическом форуме. Теории в нём часто больше, чем материалов конкретного дела. Но ноги всегда растут из нижних инстанций. Каждый следующий уровень сложнее предыдущего и логично усложнять запрос — одна из задач защиты. Нет такого, что дошёл до ВС и дело в шляпе. Оно никогда не в шляпе.

В российских судах есть справедливость?

Конечно, есть. Судьи — это не куклукс-клан, не инквизиция, не карательный орган. В первую очередь, это юристы, и, как правило, они понимают юридическую логику.

Но не всегда?

В каждой профессии есть профессионалы и не профессионалы. Если судья не профессионален, он не должен быть судьёй. Точка.

Часто приходится слышать о низком уровне судейского корпуса в России.

Судьи закаляются в судах. Нельзя окончить онлайн-курс «Судья для чайников» и стать первоклассным судьёй. Я учился у Сергея Михайловича Казанцева. Он сейчас в Конституционном суде. Это очень высокий статус, очень высокий уровень компетенции. Если человек избрал своей профессией профессию судьи, преследуя при этом гуманистические цели, он будет нарабатывать опыт эффективно. Да, в первой инстанции сейчас много молодых судей, бывших помощников и так далее. Но это естественный процесс.

Вы однажды сняли судью.

Мы однажды добились вывода судьи из состава районного суда. Доказали, что она ни разу не освободила ни одного осуждённого условно-досрочно, и комиссия сочла, что этого достаточно для обвинения в некоторой предвзятости. Но судья была неплохая. Она сейчас в Петербургском городском суде работает, хорошая судья, я приглядываю:)

Судья хорошая, а людей не освобождала?

Это право судьи, её набор представлений о справедливости. Дело серьезно рассматривала коллегия судей, принято решение о переводе в другой суд, к другим делам. Я сначала не мог этого понять, но потом понимание пришло. Мы, общество, для этого и нужны. Помогли выявить слабое место и исправить ситуацию, переместить судью туда, где он на своём месте.

Выпьем же за то, чтобы каждый в уголовном процессе был на своём месте!

Не пью.